Гипотеза Михалевкина 

или

"Адреналин - как стратегическое топливо для управления развитием"

Елена Маркушина (интервью с Андреем Михалевкиным, 29.06.02)

Ни в одном учебнике по менеджменту и новациям мне не довелось встретить сколь угодно внятное объяснение тому: от чего одни продвинутые и готовые к переменам компании не могут провести в жизнь и малую часть задуманного, а иные (совсем иные) добиваются успеха. С тех пор, как в лице представителей зарубежного научного менеджмента я обрела виртуальную поддержку мнению «компании являются живыми организмами», эта тема стала еще более захватывающей. Все реже встречаются оппоненты, крутящие пальцем у виска или отказывающие мягким формам TQM в праве на стратегический акцент в управлении. Все это делает поиск ответа на наш вопрос более комфортным, но не результативным.

Ричард Паскаль в своей книге “Surfing the Edge of Chaos: The Laws of Nature and the New Laws of business” (Crown Business, 2000) на убедительных примерах доказывает, что основной закон природы сохраняет свое значение и в бизнесе: «приспосабливайся или погибнешь». Как именно это делать, понимают маркетологи и менеджеры по развитию. Что для этого нужно – понимают и лидеры компаний. Как оценить и минимизировать риски – не знает никто. Предложенная Паскалем теория управления концептуально очень красива, но является продуктом мышления западного и к нашей действительности может быть применена с большой осторожностью и с пересмотром всех «как именно», «что» и «как».

Мои самостоятельные поиски ответа на этот вопрос ведутся скорее интуитивно. Не «особенный путь России» хочется обозначить, но нечто такое, что является нашим уникальным ресурсом и может быть использовано как источник бесперебойного питания в деле развития организаций.

Смещение «точки сборки» на проблему чревато открытиями. Так было и в этот раз, когда проект  SPb-300 вышел за границы директорских кабинетов в поля. Точнее, леса. Туристы-водники покоряли пороги реки Вуокса в то самое время, когда состоялся этот разговор.

Суббота 29 июня 2002 года, 16.45, Лосево, полупустой лагерь, жара, кепки, майки, ни одного комара. О работе не хочется говорить совсем. Да мы и не собирались. Повод к разговору был совершенно иной. Передо мной сидел не просто гость Проекта, петербургский менеджер, а один из создателей нового аудио-альбома бардовской песни «Песни лосевких порогов», презентация которого прошла на этом слете «Вуокса -2002». Ну, казалось бы, что тут особенного: были у людей желание и деньги, в свободное от работы время записали на студии альбом. Только ни времени у людей, работающих в совершенно разных организациях, ни коммерческих задач у проекта не было. Интересно было узнать у одного из «виновников» - зачем.

Андрей Борисович Михалевкин – один из ведущих менеджеров и старожилов компании «Ниеншанц». Не умаляя роли других участников проекта, должно сказать, что без него бы этого музыкального альбома не было. Он закуривает первую сигарету и еще не знает, что своим примером подтвердит выводы Фарида Муна (MEIRC) о первопричинах управленческой состоятельности (исследование: The Making of Gulf Managers: a study of successful managers in the GCC countries). А я еще не знаю, куда нас заведет, а точнее, на что выведет, этот «невинный разговор о высоком».  

Интервью с Андреем Михалевкиным

А.М. - Андрей Михалевкин, Е.М. Елена Маркушина

А.М. Я родился в Ленинграде в 1957 году. В 80-м закончил физфак Университета. С 1995 года в «Ниеншанце».  В первое и достаточно долгое время после окончания института у меня были серьезные амбиции, связанные с наукой. Но с приходом в «Ниеншанц» им на смену пришли другие тоже далеко не простые вещи, которыми я и занимаюсь до сих пор.

Е.М. И должность Ваша называется…

А.М. Как Вам сказать. Одним-двумя словами она вообще определяется с трудом. В сфере моей компетенции: строительство информационной системы компании, выстраивание бизнес-логики, построение учетных контуров, плюс внутренняя логистика.

Е.М. Если исходить из того, что компании – это живые организмы и развиваются по законам живых систем, то Вы не находите возможным, провести параллель между человеком, как сложно устроенной живой системой и организацией. Может и механизмы отработки осознанных изменений у них подобны, как Вы думаете?

А.М. Очень даже может быть. Не знаю, Вам виднее.

Е.М.  В каких вопросах Вы считаете себя профессионалом?

А.М. А это имеет значение, как я считаю? Можно ведь годами заниматься чем-то, но профессионалом так и не стать. Я бы переформулировал вопрос, например «чему из того, что меня интересует серьезно,  способствует профессиональная деятельность». И тут ответ состоял бы из двух частей. Во-первых, мне нравится делать ДЕЛО. Даже когда эта работа наукоемкая, имеющая весомую научную составляющую, лабораторные условия меня не так вдохновляют. В этом отношении я совершенно удовлетворен моими нынешними возможностями в «Ниеншанце». Некогда я осознанно отказался от чисто управленческих задач, к топ-менеджменту компании себя не отношу и тем доволен. Меня  серьезно интересует теория структур, структур динамических, развивающихся и сейчас я с людьми, разделяющими мой интерес, занимаюсь созданием понятийного ряда. Сейчас мы считаем, что с определенной степенью достоверности реальные процессы, происходящие в компании, можно описать, используя в качестве базисных понятий: персоны (люди), иерархию (отношения подчиненности) и бизнес-процессы (функционал). С нашей точки зрения этот базис ортогонален. Это очень интересно. Особенно, когда получается.

Е.М. Вы считаете себя успешным менеджером?

А.М. Вы что-то конкретное в это вкладываете или в философском смысле?

Е.М. Ну, по-моему, успешный менеджер – это тот, кто ставит перед собой цели и достигает их.

А.М. А, ну тогда… пожалуй. И это на фоне того, что я еще не подвожу итог, не успокоился и не покорил всех высот.

Е.М. «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал»?

А.М. Вот именно. В институте нас приучали к мысли, что недостижимых вершин для нас не существует. Мне трудно не столько выделить, сколько проранжировать, как Вы просите, основные факторы, повлиявшие на меня решающим образом. Но все же я бы назвал образование первым сначала обучение в физ-мат школе номер 38, а затем на физическом факультете Ленинградского Университета. Конечно, в каком-то смысле, эта установка («любая поставленная цель достижима») выглядела амбициозно. Полученное образование я бы назвал концептуальным, давшим мировоззрение, убеждающим в мысли, что все в окружающем тебя мире взаимосвязано. Сегодня я точно знаю, что нет такого дела, которое я не смог бы сделать для себя интересным.

Е.М. Натура увлекающаяся.

А.М. Ну, наверное.

Е.М. И с музыкой также?

А.М. Нет. Там совсем все по-другому.

Я считаю, что очень похож на своего папу, не по судьбе, но по характеру. Он блокадный ребенок, не вывезенный на «большую землю». После войны время было тяжелое, надо было работать, так что он остался без образования. Когда служил в армии, серьезно повредил ногу и во время госпитальных мытарств, впервые взял в руки гитару. Вскоре был замечен и приглашен в знаменитый ансамбль Анатолия Бадхена, работал в Ленконцерте, объездил всю страну. Кто-то подарил ему фотоаппарат, и он серьезно увлекся фотографией. Много персональных выставок у него было. По всему миру. Он очень известный в кругу профессиональных фотографов человек. Историки этого дела у нас, считают его национальным достоянием. Глаз он мне поставил, конечно, но я так и не решился взять в руки фотокамеру, так как все, чтобы я не сделал, оказалось бы повторением или подражанием ему. 

Настоящий Художник у нас всегда был в оппозиции к существующей власти. Я хорошо помню один его снимок. Фотография называлась «Реквием». На нем был Мавзолей Ленина. Казалось бы. Но был он снят так, что госбезопасность сняла всю выставку. Неизбежным следствием оппортунизма и существующего положения вещей стало то, что отец попал в клубную самодеятельность.

Там была масса дивных людей: художников, бардов. Их тогда запретили, и появление в нашем доме людей с гитарой стало нормальным явлением. Родители не выгоняли меня из комнаты, когда приходили гости, так что я слышал все от друзей моих родителей.  Без этого я бы не состоялся это точно. Ведь есть, что предъявить (смеётся, Е.М.)!

Можно сказать, что я попал в бардовскую тусовку. Эффект от общения со многими был феерический. Но было и другое. Не хочу называть фамилии, но некоторые встречи утвердили меня во мнении, что не стоит слишком близко приближаться к кумирам. Я понял тогда, что все живые люди и лучше чего-то не знать. Смерть Высоцкого шарахнула очень сильно. Мне было тогда 23 года, я серьезно увлекался Галичем, и папа очень боялся за меня. В 1982 году мы с Сергеем Типисевым организовали вечер памяти Высоцкого. Это было событие (во многих смыслах событие) для нас. Ведь те, кто делал альбом «Песни лосевских порогов» познакомились не вчера.

Саша Ретюнский – мой одноклассник, музыкант, аранжировщик. Мы дружим 30 лет. С Сергеем Типисеввым я познакомился в Университете, работая над вечером памяти Высоцкого. Нас объединяют не только воспоминания детства. Отношение к творчеству, к музыке у нас есть, хотя нельзя сказать, что мы во всем согласны. Я люблю музыку, в которой есть мелодия, иначе это будет что-то из «Руки вверх».

Е.М. Какой это альбом по счету?

А.М. Вообще третий.

Е.М. На слете сколько всего людей присутствует?

А.М. Не знаю, возможно, несколько тысяч.

Е.М. Почему тогда альбом с песнями Окуджавы, Визбора записали именно вы? Здесь присутствуют и маститые барды, много любителей. Я не спрашиваю, зачем Вам костры, гитары и палатки. Хобби – оно вот, какое есть. Но запись альбома, где три песни собственные? Неожиданно. Как Вы дошли до жизни такой?

А.М. О! Это тогда надо начинать с … В первый свой поход я попал в 1978 году, а здесь, в Лосево, впервые пел в 80-м. Все это для младшего научного сотрудника Института Физики было не слишком серьезно до тех пор, пока коллега (Витя Иванов) не посадил меня в байду номером первым. И все. Я думаю, что мне повезло, и Вы согласитесь с этим, если припомните, какие тогда были времена. Оторванные от земли родной жители индустриальных столиц всегда нуждались в подпитке адреналином. Увеличить объем адреналина в крови можно было двумя способами: либо диссидентством, либо экстремальными видами спорта. Ну, еще был третий путь – пьянство. Но он был не во благо развития личности, а как раз наоборот.

Были ребята, которые не могли жить просто без созерцания красот природы. Я всегда спокойно относился к удовольствию от созерцания лесов и водных просторов до тех пор, пока не побывал в Восточных Саянах в 1982 году. По силе воздействия всей этой красоты и величия на человека это может сравниться… Да, ни с чем это не может сравниться. Когда ты осознаешь себя пусть вот такой  вот всего, но частью этого, то в плане внутренних ценностей, энергетически становишься другим человеком. Не знаю, лучше или хуже, но то, что это дает опору и силы для того, чтобы потом к чему-то стремиться, искать чего-то – это безусловно. Вы в Восточной Сибири были? Где? А, ну вот … Сегодня народ колется, например. В те времена многие пили. Но, как это не страшно, это ведь все грани одного и того же. Попытка уйти от реальности.

Е.М. Я бы не с такой окраской обобщала. Наверное, все-таки это попытка «сместить точку сборки», попытка выйти в иное измерение, прожить вторую жизнь, вряд ли отделимую от первой.

А.М. Да пожалуй. Я так глубоко не копал никогда. Чему я там научился?… Бояться. Представьте себе. Причем, бояться за свою жизнь. Человек, который живет без страха совершенно безбашенный и представляет опасность для других. Потом я научился управлять собой, вовремя останавливаться. С одной стороны хочется адреналина по максимуму, а с другой, смотришь на воду и понимаешь, что там можно и остаться.

Е.М. А доводить начатое дело до конца? Для натуры творческой или увлекающейся это всегда проблема.

А.М. В групповой работе не все зависит от твоего умения начинать и доводить. Это я к альбому возвращаюсь. Вклад  каждого имеет значение, иногда решающее. Все должны, как минимум, хотеть дойти до результата. Я, кстати, понял еще одну важную вещь во время работы над альбомом. Как вы знаете, у нас был человек, который дал денег, изначально не ставив каких-то коммерческих условий. Альбом продвигается трудно. Некоторые песни звучат на радиостанции «Вертикаль», но я не о том хотел. Есть стереотип, что богатство портит... Не всегда и я бы даже не стал называть это исключением, которое подтверждает правило.

Есть у меня одно соображение, уж не знаю, как оно Вам... Слышали о теории пассионарности Льва Гумилева? Ну отлично. Мне очень понравилось его модельное представление, и я даже имел честь общаться. Точнее, был обруган на одной из гумилевских лекций, чем, кстати, горжусь. Мне показалось любопытным проверить его теорию на эвристику, и я попросил его с галерки сделать прогноз развития России. Был обруган, назван агентом КГБ и все в таком духе. Но. Мне кажется, что для того, чтобы изменения стали реальными, чтобы намерения не уходили в слова (поговорить-то мы любим) нужна та самая пассионарность.

Е.М. Что для Вас пассионарность?

А.М. Энергетика, желание двигаться, воля, желание самостоятельного действия, личного участия. Если мы говорим о людях в плане конструктивного развития и их роли в жизни организаций, то такие люди должны обладать неосознанным созидательным потенциалом. Подчеркиваю, неосознанным. И интуицией. В этом, по-моему, серьезная проблема. Мне говорят, например: «Напиши бизнес-план». Не всегда это возможно. Ситуация она вот, на кончиках пальцев, но с позиций экономической логики это неубедительно.

Вторым условием является способность как человека, так и команды, если она работает как один человек, чего как массовое явление я не встречал, просчитывать последствия и возможные сценарии. Надо делать игру в условиях «что будет, если».

И я прекрасно представляю, на сколько эти люди в чести в организациях. Спокойно жить не дают, просчитать ничего не могут, да еще копаются в пессимистичных сценариях «а если будет так, то что». И трагедия менеджеров не только в том, что в компаниях традиционно не хотят доверять интуиции. Владельцы и топ-менеджеры в одном лице. Вот еще, что бывает. Компания развилась, она выжила усилиями тех людей, кто ее создавал и возникает не совсем корректный перенос прошлых заслуг на изменившуюся ситуацию в настоящее время, вера только в себя и неготовность к делегированию ответственности кому-либо.

Я погрузился в бизнес, как руководитель, когда работал в лаборатории. Мы сделали нечто, и теперь это нужно было продать. Я побывал в шкуре владельца, и мне это не понравилось. Может все дело в образовании нашем советском. Прекрасном, но ином, нежели на западе. Там другой подход, там SWOT-анализ с третьего класса. Все слова, какими мы сегодня обозначаем элементы менеджмента и развития в компаниях пришли к нам от туда. Они легли на почву, на которой это непросто повторить. Иные условия, иная динамика жизни, иной менталитет». У вас есть рецепты, как выжить? У нас нет рецептов. Вернее, их много, но не факт, что хоть один поможет.

Если говорить о людях, которые тем, чем и Вы должны заниматься, то это люди сильно старше 25-ти, как это не печально. Почему печально? В школе все дело. Наша современная средняя школа идет за доктором Споком. Те, кого учили в России и для России, они же с каждым годом будут терять числом. Россия ответит, конечно, на невнимание к ее самобытности. Весь вопрос «как».

Человек, как и компания, должен приобрести опыт преодоления, без которого невозможен личностный рост. Я считаю, что известная доля принуждения полезна, она дает начальный толчок в опыте самопреодоления. Если этого опыта нет, то как можно почувствовать вкус победы?

Е.М. Давайте попробуем это подытожить как-то. По-моему в том, что мы обсуждали, связь прослеживается очевидная.

А.М. Я Вам больше скажу. Нет большой разницы между проявлением пассионарности и адреналиновым шоком. Дыхание должно захватывать, должно быть интересно! Жить неинтересно? Зачем? Равнодушие, успокоенность, стремление к тому, чтобы все было мило и понятно и все как один – вот это грехи, ведущие к застою. Вот мы сделали что-то. Это было непросто, но пройдет время и в памяти сотрется это «непросто». А альбом останется.

Высказаться по поводу