"Глобальная Россия не
совпадает с народной"
Правнук Петра Столыпина решил
закончить начатое знаменитым предком —
создать в России фермерство. "Огонек"
выяснил подробности
Ольга Филина (журнал "Огонёк)
беседует с Николаем Случевским,
правнуком Петра Столыпина
Николай Владимирович Случевский* —
наследник двух именитых дворянских родов,
Столыпиных и Случевских, носитель почти
отжившего, правильно-литературного
русского языка и обладатель паспорта
гражданина США. Вот уже год, как он
обосновался в России и строит планы по
возрождению исторической родины, удивляя
всех белоэмигрантских родственников. О своей
встрече с Россией и задуманном проекте "Столыпинский
центр регионального развития"
Случевский рассказал "Огоньку" —
журналу, который когда-то писал еще о его
прадедах.
— Николай Владимирович, как и
зачем вы оказались в России?
— Хм, вообще, можно спросить, как и
зачем мой род оказался в Америке. Мой дед по
отцу, Николай Случевский, был главным
строителем Мурманска, за что его, конечно,
расстреляли в 1920 году в Петропавловской
крепости. Папа отступал с армией из
Царского села и покинул Россию в том же 1920-м,
отплыв из Севастополя. Ему исполнилось
тогда 5 лет. Бабушка по маме была старшей
дочкой Петра Столыпина — понятно, что
оставила родину не по своей воле. Родители
познакомились и обвенчались в Австрии, ну а
я появился на свет в 1953 году в США, так уж
получилось.
— И после 90-х задумали побег на
родину?
 —
У меня было несколько попыток вернуться. В 1994 году
я на семь месяцев приехал в Алма-Ату как
исполнительный директор французской фирмы
Реми Куантро. Потом в 1996 году мы с тремя
партнерами создали инвестиционный фонд,
развивающий спутниковую связь и сотовые
коммуникации в Средней Азии...
— Простите, а Алма-Ата и Средняя
Азия для вас тоже Россия?
— В отношении политгеографических
границ я, наверное, слишком американец и
мыслю континентами. Или белоэмигрант и
мыслю империями. Как бы то ни было, в Средней
Азии наша слишком американская компания
продержалась около года, а потом закрылась,
не справившись с коррупцией. Следующие 5-6 лет
я оставался в Америке, развивая свою фирму
по цифровой картографии, и, возможно, не
думал бы о России, если бы родина сама не
постучалась в двери. Совершенно случайно —
через посредство ученого, занимающегося
творчеством Случевского,— я узнал, что у
меня есть родственники в Петербурге.
Началась переписка и ежегодные "семейные"
встречи в России в кругу Случевских —
круг, кстати, ширится очень быстро: у вас под
боком, уверяю, уже выросла целая "белая
мафия". И из этих встреч, общения,
российских знакомств в 2008 году родилось
то, что теперь превратилось в "Столыпинский
центр регионального развития" —
некоммерческую организацию, которая должна
способствовать развитию фермерства в
России.
— То есть идея продолжить
аграрную политику прадеда появилась у вас в
2008-м, а на стадию реальных проектов, как я
понимаю, вы выходите только сейчас. Отчего
такая неспешность?
— Наивность подвела, и три с
половиной года я блуждал в пустыне, то есть
по кабинетам чиновников. Я был
идеалистом, потому что моя родословная с
самого начала открыла мне все двери — и в
министерствах, и в профильных ведомствах.
Теперь-то я понимаю, что был чем-то вроде
обезьянки в зоопарке: приехал потомок, надо
поздороваться. Но первое время пытался
продвигать свои идеи, приходил с бизнес-планами...
Чиновники мне поддакивали, а через две-три
встречи пропадали. Я ломал голову: в чем
проблема? А потом осознал: на всех моих
проектах — черная метка: я постоянно
рекламировал свои идеи, говоря о "социальном
развитии". Меня спрашивают: в чем плюс
вашего фермерского проекта? Я отвечаю:
социальное развитие. В чем особенность? —
Социальное развитие. Но в России стоит
только связать проект с "социальным
развитием" — все пропало, ты все
погубил. Потому что это скучное дело никого
не интересует по-настоящему; социальное
развитие в умах большинства чиновников —
либо пиар, либо распил, а к таким тонким
материям сторонних людей не пускают. В серьезном
разговоре эта тема попросту непопулярна. Я
не сразу сориентировался, на каком языке с
кем разговаривать.
— Теперь ориентируетесь?
— Вообще я по образованию инженер,
поэтому знаю, что дом нужно строить снизу
вверх: сначала фундамент, потом крыша. Так
вот в России правила обратные. Сначала
крыша. То есть, чтобы тебя услышали, совсем
необязательно иметь хорошую идею, главное —
иметь финансовый механизм и огромные
деньги. Нужно создать крупный
инвестиционный и земельный фонд: причем,
когда мы говорим о крупном фонде в Европе, в
его активе может быть 1500 га земли, а когда
идет речь об аналогичном фонде в России —
отсчет начинается со 100 тысяч гектаров. У нас
гигантомания. Одна из первостепенных задач
инвестиционного фонда — производить
впечатление на чиновников. Он должен быть
надежным укрытием для маленьких фермеров, с
которыми работает, чтобы местные рейдеры
боялись их трогать. Поэтому главное — он
должен быть большим, даже больше, чем
необходимо, исходя из всех бизнес-схем.
— Какие деньги сегодня
производят впечатление на российского
собеседника?
— Каждый региональный фонд должен
иметь в активе не меньше 100 млн долларов.
Сейчас, на первые три года, нам достаточно
одного фонда. Потом придется расти.
— Правильно ли я понимаю, что вы
хотите стать крупным "феодалом": через
инвестиционный фонд скупить побольше земли,
раздать ее в аренду фермерам и научить их
правильному капитализму — в обход
российской власти?
— Интересно звучит и неплохой,
кстати. Правда, не совсем мой. Наш Центр
регионального развития все-таки
некоммерческий проект, его смысл в том,
чтобы свести друг с другом
заинтересованные силы: инвесторов,
фермеров, местную власть — и предложить
им внятный проект взаимовыгодного
сотрудничества. То есть мы работаем по
преимуществу как консультационный орган.
Это, впрочем, не исключает того, что я буду
вкладывать деньги в конкретный проект как
инвестор, работать с инвестиционным фондом
и тоже иметь свою прибыль. Однако не
забывайте, что в первые 2-3 года инвесторами
все равно могут быть только российские
компании. Они, кстати, быстро нашлись, но,
простите, не буду называть конкретные фирмы,
пока не начнем работу над пилотными
проектами — это осенью произойдет. Мы
собираемся заняться селами нечерноземных
областей, которые не очень привлекательны
для власти и "умных денег". Идея в том,
чтобы преобразовать несколько деревень в
окрестностях крупного города в агрокластер:
наладить местное производство, местную
переработку, местное хранение и, таким
образом, стимулировать местный рынок.
Излишки продукции, пожалуйста, будем
отсылать в Москву, но не все же. Логика в том,
что люди из области, производящей молоко, не
должны отправлять его в соседнюю область
для переработки, чтобы потом то же молоко
пить из пакетов. Это страшно увеличивает
издержки.
— А, по-моему, страшно
увеличивают издержки попытки построить в
каждом селе по молокоперерабатывающему
заводу...
— Разумеется, я не собираюсь этого
делать. Никакой инвестор не будет
вкладывать деньги в "чистое поле", он
через 2-3 года рассчитывает на отдачу.
Поэтому я ищу такие области, где в разных
селах уже есть зачатки роста и их можно
объединять в цепочку и масштабировать:
поближе к перерабатывающему заводу
построить ферму, подключить к общему
агрокластеру соседнее село с тепличным
хозяйством. Подходящих мест много, но мне
еще очень важно работать с вменяемым
губернатором. Кроме того, с управленческой
точки зрения наши три пилотных проекта
желательно запустить в Центральном регионе.
Сейчас рассматриваем Тверскую, Тульскую и
некоторые другие области. Один проект точно
будет связан с производством льна, два
других — с птицефермами, молочным
производством и тепличным хозяйством. У нас
с июля стартует серия встреч-переговоров с
губернаторами, которые мы организовали с
помощью Союза фермеров России (АККОРа):
будем презентовать наши идеи, демонстрируя
деньги. Должно подействовать.
— Вы часто говорите "мы", а
на руководящих должностях в вашем центре
значатся люди с дворянскими фамилиями —
Войцеховский, Родзянко. Совпадение или
белые наступают?
— Я же признался, что у нас здесь
"белая мафия". Шутка, конечно, но
Войцеховский и Родзянко — действительно
потомки своих знаменитых предков. Однако не
думайте, что у меня команда только из "своих"
состоит. Это, в конце концов, было бы даже
рискованно: на нас смотрят двусмысленно.
Российская власть только говорит, что хочет
восстановить историческую память, а на
самом деле это последнее, что она хочет
сделать. Настороженность, правда, взаимная.
Например, мои родственники в Америке не
очень понимают, зачем я сюда отправился. Для
них российская власть — все равно
советская, и сейчас даже более советская,
чем несколько лет назад. Единственный, кто
всегда поддерживал меня в авантюрном плане
вернуться в Россию,— это моя любимая тетя,
княгиня Волконская. Она даже мне поручение
дала: восстановить свою усадьбу Суханово.
— Как власть на вас смотрит,
понятно. А как народ? Вы ведь уже бывали в
российских деревнях?
— Там, кстати, все проще: в сельских
жителях нет помпезности. Если перед тобой
настоящий сельчанин, вы моментально
переходите на ты, а я это очень люблю.
Конечно, деревенские — народ
консервативный, и просто так ты к ним в душу
не влезешь, нужно искать переговорщиков
через тот же Союз фермеров. Это, кстати,
важная часть нашей задумки — работать с
населением, создавать инициативные группы
местных жителей, единицы самоуправления.
Ведь просто потому, что у кого-то появится
свое хозяйство, он фермером не станет. Кроме
того, русское село с учетом нашего климата
живет сельским хозяйством 4-5 месяцев в году.
А что делать все остальное время? Мой
прадед в 1899 году придумал строить
Народные дома — помещения
общедеревенского пользования, где кто-то
мог открыть свою мастерскую, рукодельный
кружок, школу для молодежи, где шли встречи
за самоваром. Что-то подобное нужно сделать
и мне — нужно создать почву для
вызревания на селе гражданского общества,
особые центры развития. Вкладывать деньги в
людей.
— Скажите, зачем вам
такая благотворительность?
— Почему благотворительность?
Вот и чиновникам не получается объяснить,
что вкладывать в людей — выгодно. Вообще
весь капитализм строится на развитии
рынков. А рынки — это покупатели, то
есть люди. В российских селах народ
спивается, потому что чувствует себя лишним.
Вообще удивительно, как логика жизни за
счет нефти и газа распространяется на все
отрасли народного хозяйства. Казалось бы,
сельское хозяйство — вот уж сфера, где
без людей не обойтись. Однако Россия и здесь
нашла лазейку: ставка делается на мегафермы,
выращивание кормового зерна на экспорт —
все, что требует минимального количества
кадров и дает быструю прибыль. Получается
удивительная вещь: страна — в лидерах
рынка по экспорту зерна, а села вымирают.
Потому что глобальная, экспортная,
виртуальная Россия, где что-то добывается,
чтобы тут же продать, совсем не совпадает с
реальной, народной Россией, где что-то
добывается, чтобы есть и пить. Это не только
в России так, это много где происходит. Но
нужно хотя бы чувствовать, что это
неправильно, а мне иногда кажется, что здесь
такого чувства просто нет. Не думайте, что я
прожектер и романтик: я действительно
считаю, что на социальном развитии сел и на
стимулировании местных рынков со временем
можно будет делать деньги. Я тоже надеюсь
на прибыль.
— Может, у вас опять слишком
американский подход?
— Вообще, в Америке тоже есть
институты, которые разделяют воззрения
российских чиновников,— это условные "голдман
саксы", киты Уолл-стрита. Для них
виртуальная экономика важнее реальной, и
они гордо именуют себя экономическими
либералами. Им традиционно оппонируют
социально-политические либералы. Когда я
перебрался жить в Россию и стал постоянно
общаться с местной элитой, то с удивлением
обнаружил, что эти два течения —
экономического и социально-политического
либерализма — воспринимаются здесь как
близнецы-братья. Хотя в Америке они —
заклятые враги. Поэтому, конечно, у меня
постоянно возникают проблемы с
расстановкой акцентов, с переводом одного
ценностного языка на другой — это
основной мой стресс от пребывания в России.
Когда я на месяц приезжаю в Сан-Франциско,
то несколько дней просто отлеживаюсь дома:
так устаю от постоянного напряжения.
Поэтому сейчас я стараюсь поменьше
говорить о ценностях и побольше о
конкретных бизнес-проектах: дела ведь
убеждают лучше слов, так? И, оглядываясь
назад, думаю, что прадеда бы такой подход
вполне устроил.
* - Случевский Николай
Владимирович родился в Сан-Франциско (Калифорния)
в 1953 году. Правнук российского
государственного деятеля и реформатора
Петра Столыпина. С отличием окончил
Калифорнийский университет в Беркли по
специальности "инженер-электрик". В разные
годы был исполнительным директором
частного инвестиционного фонда CIS Holdings Ltd.,
вице-президентом частной фирмы iiMap LLc (цифровая
картография и навигация). В настоящее
время является президентом НП "Столыпинский
центр регионального развития". Член
попечительского совета Международного
пушкинского лицея, член правления
Международного совета российских
соотечественников (Москва) и член правления
Global Society Institute Inc. (Сан-Франциско).
**- "Столыпинский центр
регионального развития" создан в
феврале 2011 года. Миссия центра —
возрождение российского села через
реализацию инвестиционных проектов в
регионах. Экономический компонент миссии
направлен на привлечение инвестиций в
российское сельское хозяйство, социальный —
на развитие инфраструктуры на региональном
уровне и внедрение программ подготовки
работников и управленцев на селе. Партнеры
"Столыпинского центра": Российский
институт стратегических исследований (РИСИ),
Программа развития ООН (ПРООН),
администрация Тверской области, Ростовская
АККОР, некоммерческое партнерство "Возрождение
Тимонихи" (Вологда), Международный
пушкинский лицей и другие.
Источник: https://www.kommersant.ru/doc/1972023
Высказаться Перейти
в VIP-раздел Перейти в
раздел "Лидеры перемен"
Обсудить в группе
на FB
|
